Однажды в небольшом провинциальном городе появилась группа, взявшая ориентиром панк-рок. Ее состав часто менялся, она записывала магнитоальбомы дома на плохой аппаратуре и рассылала их друзьям, на ее концерты врывались то гопники, то менты и вырубали все и всех нафиг. Ее лидер совершал быстрые набеги в далекие столицы и играл там квартирники, слухи о которых расползались все шире. Ее в упор не видела официальная пресса, зато о ней взахлеб писал самиздат. На ее концерты приходило все больше народу, этот самый самиздат читавшего и недовольного отсутствием живого, жгучего нерва в той музыке, что раздавалась из радиоприемников и телевизоров. В какой-то момент ее альбомы рискнул издать один независимый лейбл, а за ним другой. И…
Для группы, с которой все вышеописанное случилось в 80-х, это «и» обернулось стадионными толпами и всенародной славой. Называется она ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА. У группы, повторившей ровно тот же путь в 90-х, после «и» все еще стоит многоточие. Но, кажется, ненадолго. А называется она АДАПТАЦИЯ.
Действительно, если проводить сравнительный анализ, то количество событийных совпадений (именно совпадений, ибо волевым усилием избрать себе именно такой путь – а тем паче родиться в определенное время в определенном месте – попросту невозможно) в судьбах обеих групп поражает. С разницей в десяток лет и с поправкой на имена и названия обе делали фактически одно и то же и развивались по одинаковой схеме. Конечно, Ермен Ержанов, собравший школьных друзей на первую репетицию 1 января 1992 года, а 2 года спустя взявший себе в качестве фамилии приставку «анти-», имел в виду творчество Летова, да и прочих грандов сибирской волны. В то время иначе было уже невозможно. Протест был неизбежен, а панк-рок как инструмент его выражения был естественен. Анти – значит «против»: против тусклости провинциального бытия и давящего режима Назарбаева, бессобытийности в музыке и жизни, нищеты и тупого насилия, против обывательского взгляда на мир. И адаптация в данном контексте – не приспособленчество, но попытка взорвать этот мир изнутри. Партизанская война. Понятно, что группа первые пару лет находилась в своем Актюбинске фактически на нелегальном положении, не смогла сыграть до конца ни один концерт и была запрещена чуть ли не на государственном уровне. К счастью, обошлось без психушек и уголовных дел. И понятно, что творить приходилось в кустарных условиях, а играть в основном на выезде. В 1996 году первые самописные альбомы АДАПТАЦИИ извилистыми путями оказались в Москве и Питере, куда чуть позже приехал и сам Ермен Анти — искать единомышленников, играть первые квартирные концерты. Эффект был ошеломляющим.Это было то, чего давно уже никто не слыхал: песни, хлещущие как кровь из открытой раны, энергетика на грани срыва, откровенность, снова ставшая откровением. Грязный звук и нечастые матюги в текстах особой роли не играли, суть была не в них. В 1997-м, в самый тухлый и смутный период для отечественного рока, так не пел уже никто. Даже Летов.
Ермена в тот период часто называли «новым Летовым» — имея в виду, прежде всего, некую духовную преемственность. Хотя можно было углядеть сходство и в тембре голоса, и в неистовой подаче, и в достаточно простой, но неизменно запоминающейся мелодике. Понадобилось вслушиваться, чтоб уловить несколько важных различий, главное из которых заключалось в том, что Летов, по большому счету, в своем творчестве всегда мало интересовался внешним миром и тем паче не пытался его менять. «Я всегда буду против» — это протест ради процесса с вовсе не обязательным и весьма произвольным результатом. В его песнях царит импрессионизм и авангардизм, в то время как Ермен до самого недавнего времени был сугубым реалистом. Его тексты не надо разгадывать, в них нет ни цитат, ни коллажей, интертекстуальность – не его прием. Осмеянный интеллектуалами принцип «что вижу, про то пою» в применении к материалу АДАПТАЦИИ обрел пугающий в своей прямолинейности смысл. Потому что действительность оказалась еще страшнее, чем можно было предполагать, и с ней предложено было воевать всерьез, — начиная, прежде всего, с собственной душевной запущенности. Чтобы выдавить из себя раба, надо этого раба в себе сначала найти. «Грязь – это способ остаться чистым» — спел однажды Ермен. Еще были песни про медаль за измену Родине и жизнь в полицейском государстве, про партизанские будни, мафию и власть… Чего в этих песнях, однако, не было совсем, так это безысходности. Подростковый эскапизм и традиционное панковское no future очень скоро сменились напряженными поисками выхода; для любой самой безнадежной ситуации надо было находить решение. И уж никто и никогда не назвал бы Ермена апологетом суицида. Анти – значит «против», вы помните? Против равнодушия, засасывающего отчаяния, отупляющей усталости. Самые мрачные вещи АДАПТАЦИИ побуждают, прежде всего, жить. Жить вопреки всему.
Понятно, что такого рода анализом надо заниматься отдельно, подключая к сердцу, бьющемуся в унисон, еще и голову. На концертах же – а потихоньку группа стала гастролировать в полноэлектрическом составе – воспринимался, прежде всего, мощный энергетический посыл. Потому до сих пор всеобщие буйные пляски на этих концертах неизбежны. Равно как и разгошерстность приходящей публики, где всякие бритоголовые довольно мирно уживаются и с ирокезоголовыми. Не считая вполне нормально одетых и трезво мыслящих людей, которых большинство и которые просто-напросто не хотят считать слово «рок» ругательным, а «драйв» — старомодным. Кто способен проводить параллели не только с ГО, но и с DEAD KENNEDYS, например. Энергии хватает на всех. И на тех, кто считают главным – текст, а лучшим рок-текстом – текст остросоциальный. И на тех, кому текст не нужен вовсе: почти случайно съездив 3 года назад во Францию (куда – вот опять! – были когда-то званы, но не доехали сибиряки), а до того в Германию, АДАПТАЦИЯ и там нашла почитателей. «В Германии публика на 80% примерно была русскоязычная, а во Франции на концертах русских не было вообще. И там было играть гораздо интереснее. Они о нас ничего не знали, слов не понимали абсолютно, для них имела значение только живая энергетика. Они видели все, к ним все приезжали, их ничем не удивишь. Но они тащатся от энергии живых людей. Мы живые люди, мы приехали, сыграли, и было всё хорошо», — рассказывает Ермен сейчас. Может показаться, что этим он перечеркивает значимость собственных песен, но на самом деле всего лишь констатирует очевидное: если человек талантлив, то в какой-то момент становится уже не столь важно, о чем именно и на каком именно языке он говорит. Его все равно поймут правильно, потому что истинный талант чурается лжи. Поэтому ему поверят. И пойдут за ним.
FUZZ Что из происшедшего за все эти годы ты считаешь самым важным?
Ермен Анти: Самое главное то, что за эти 15 лет мы нашли своего слушателя. Простая группа из далекого провинциального городка в Казахстане, где рок-н-ролл абсолютно не развит, превратилась в самодостаточный коллектив. Мы очень много ездим, и практически в каждом городе у нас есть свои слушатели. То есть я знаю, что я пишу песни, мы записываем альбомы, и это будут слушать.
FUZZ А слушатели нашлись посредством частых концертов или распространения альбомов?
Ермен: Дело в том, что мы еще застали магнитоиздат. Мы сами штамповали эти кассеты, рассылали – до 100 экземпляров доходило. Плюс в конце 90-х выходили самиздатовские журналы – еще до развития Интернета, — и нет ни одного самиздатовского журнала, который про нас тогда не писал. А после того, как наши альбомы стали издавать фирмы «Выргород» и «Отделение Выход», это дало еще какой-то толчок. Ну, и концерты, конечно, тоже что-то дают. Мы путешествуем довольно много, всю страну объездили, кроме Дальнего Востока.
FUZZ А бывает так, что вы приезжаете в какой-то город, где прежде не были, а слушатели вас уже знают?
Ермен: Да, конечно. Кто-то качает из Интернета, кто-то ездит в Москву-Питер и привозит диски… Часто бывает так, что приезжаем мы, скажем, в Самару, где сидят хозяева клуба – любители хард-рока какого-нибудь и никакую АДАПТАЦИЮ не знают. И тут набивается полный клуб, люди песни все знают, поют хором. И подходят директора клуба, говорят: «У нас такого не бывает! У нас много групп выступало, но чтоб зал пел хором! Вы кто такие ваще?»
FUZZ Для первого знакомства с группой какой альбом посоветуешь послушать?
Ермен: Последний, «Так Горит Степь». И еще «Джут».
FUZZ А какой из альбомов получился лучше всего?
Ермен: Мне каждый альбом дорог, потому что они отражают периоды моей жизни. «За Измену Родине», например, отразил период нашего панк-хардкора, «Джут» — это альбом, который некий прорыв совершил. И он первым был издан на CD. «Парашют Башлачева» — это воспоминания о молодости. А самый актуальный, конечно, — «Так Горит Степь». Он записан был не в Актюбинске и не с музыкантами АДАПТАЦИИ, — просто так ситуация сложилась: я поехал в Павлодар, там подвернулась домашняя студия и один музыкант. Мы с ним вдвоем стали играть, и вдруг стало получаться. И решили делать альбом.
FUZZ Старые записи будете на дисках переиздавать?
Ермен: В честь 15-летия будут изданы «На Нелегальном Положении» и «Колесо Истории». Но больше из архивных – ничего. У нас уже готова новая программа, следующая за «Так Горит Степь». Вся проблема в том, где записать и как. Мы ведь за 15 лет в студии не работали ни разу. Все альбомы записаны дома – на кассеты, бобины, только последний записан на компьютер. То есть за все это время мы научились на доморощенной аппаратуре работать. Единственное исключение – французская пластинка, она записывалась хоть тоже на домашней, но все же профессиональной студии
FUZZ То есть вы не придерживаетесь специально принципа D.I.Y., характерного для андеграунда?
Ермен: Нет-нет. Нормальная студия, нормальный звукорежиссер – это было б неплохо.
FUZZ И зарабатывать на жизнь музыкой – это тоже нормально?
Ермен: Нормально. Хотя не всегда получается. Да и странная это профессия — «рок-музыкант»… Но сейчас мы уже вышли на самоокупаемость, за концерты нам платят нормально. Хотя каждый месяц ездить тяжело, мы ж далеко живем.
FUZZ А нет мыслей перебраться в Москву?
Ермен: Абсолютно нет. Ни в Москву, ни в Питер – никуда. Я ни одной песни не написал вне Актюбинска, и не думаю, что у меня это где-то еще будет получаться. У нас очень хороший город, мне он нравится.
FUZZ Раньше ты иное говорил.
Ермен: А от нас отстали уже. Мы уже вышли на определенный уровень. Все признают, что есть такая группа, а мы ни с кем не поддерживаем никаких отношений, живем сами по себе. У нас есть свой маленький клуб, своя определенная компания людей, мы проводим фестиваль «Суховей» уже 6 лет подряд, куда приглашаем музыкантов из других регионов, чтоб наша актюбинская публика на них посмотрела… 10 лет назад, конечно, давили, а сейчас ситуация изменилась, в Казахстане экономика наладилась… Да и возраст уже не тот, когда в глухую оппозицию становишься.
FUZZ Сейчас очень многие группы из бывших республик стали петь на национальных языках, использовать фольклорные элементы в музыке. Ты в эту сторону не хочешь двинуться? Тем более что у тебя был уже казахскоязычный проект БИЩАРА БАЛДАР.
Ермен: Нет. Я хоть и казах по национальности, но мыслю по-русски и разговариваю на русском языке. А БИЩАРА БАЛДАР появился, потому что мне хотелось заполнить некую пустоту. Есть ведь панк-рок на Филиппинах, в Бразилии, а на казахском языке нет. Поэтому я просто однажды напрягся и написал несколько песен на казахском, записал, издал пластинку – и всё на этом. Мне просто тяжело такие тексты писать. Если б мне кто-то написал тексты, то мне было бы интересно придумать к ним музыку. Но таких людей нет.
FUZZ Сейчас народ часто предпочитает незагрузную, легкую музыку. Даже в жанре панк-рока. Появился термин «форматный панк» — тот, который может звучать по радио. В этом плане какие у АДАПТАЦИИ могут быть перспективы?
Ермен: Для меня определение стиля не имеет никакого значения. Панк-рок мы играем или нет – это каждый пусть сам решает. Кто-то считает нас русским роком, кто-то говорит, что играть русский рок западло… А мы ездили в Европу, так там всех, кто по-русски поет, называют русским роком, им разницы нет – что мы, что АУКЦЫОН. Кстати, нас по радио во Франции крутят очень много. Там сильно развит андеграунд, есть сеть радиостанций – анархических и всяких различных, которые крутят такую музыку, у нас там есть друзья, которые получают все наши альбомы… В марте-апреле нам делают большой тур по Франции, городов десять. Там очень интересно играть, и пластинка наша, первый тираж, уже практически разошлась. Будем допечатывать.
Что до панк-рока – вот мне было 17 лет, я собрал группу – и тогда это был панк. А сейчас мне нет разницы, как это все называется.
FUZZ И с попсой не воюешь?
Ермен: Не воюю. Я делаю свое дело и считаю, что каждый должен заниматься своим делом.
FUZZ А если вы на отечественном радио вдруг зазвучите, это будет естественный ход событий?
Ермен: Не зазвучим. То есть вряд ли. Но я об этом тоже не думаю. Если зазвучим, то зазвучим, и тогда уже будет видно, а зачем сейчас об этом думать?
Екатерина БОРИСОВА
